ГлавнаяРеабилитацияУмение противостоять выгоранию

Умение противостоять выгоранию

09 февраля 2010, 16:47

Перед психологами, начинающими работать в программе психосоциальной реабилитации пострадавших от произвола, достаточно быстро встаёт вопрос о необходимости профилактики выгорания. При выгорании мир становится серым, собственная деятельность обесценивается, опускаются руки. Подвержены выгоранию и юристы, и журналисты - все те, кто так или иначе соприкасается с человеческим горем. «Как вы это выносите?» - такой вопрос хотя бы однажды слышал, наверное, всякий, кому приходится находиться рядом с историями человеческого страдания. Не всегда возможно сделать всё, что мы хотели бы сделать, так, как мы хотели бы, не всегда возможно помочь. Как не отчаяться, не пропитаться цинизмом, продолжать делать то, что считаешь нужным?
Умение противостоять выгоранию - это часть профессионализма, которым коллеги могут делиться друг с другом, перенимая друг у друга особые умения и навыки. Перед нами история краснодарского психолога Натальи Михайловны Стрельцовой, в которой она, в частности, раскрывает свои секреты стойкости и радости.

До того, как я пришла в пенитенциарную систему, я служила во внутренних войсках и принимала участие в вооруженном конфликте на Северном Кавказе. Месяц мы стояли в Дагестане, на границе Чечни. В основном, я проводила консультативную работу с военнослужащими убывающими в Чеченскую республику, после того как они возвращались, индивидуально консультировала их.

Реабилитации в то время, как таковой не было. Не было специалистов, которые могли бы работать с психологическими травмами и посттравматическим стрессом. Офицеров, которые возвращались из «горячих точек» направляли в санаторий или в отделение неврозов, психиатрической больницы. У многих офицеров, очень часто возникала такая потребность в медикаментозной поддержке и очень часто просили "положите меня в больницу". Пытались лекарствами снять душевную боль.

Во время чеченской компании, как волонтер я работала в военном госпитале с раненными солдатами и сержантами, по возрасту и виду, мальчиками, которые прибывали транспортными самолетами в Краснодар. Некоторые ребята стали инвалидами в боевых действиях потеряли конечности и были без рук, без ног. Первое время, трудно было поверить и принять, что он молодой парень и лишился конечности. Они не осознавали и не верили, они испытывали шок от известия. Многие замыкались, впадали в депрессию, высказывали суицидальные намерения, прекращали общение с близкими и родными людьми.

С раненными солдатиками сложно было установить контакт и завязать разговор. Я говорила им о своих страхах и переживаниях, которые я испытывала, находясь в Чечне, и у нас сразу начинался разговор. Я рассказывала, о том, что чувство страха это нормально и естественно. И сейчас мне это очень помогает, когда я работаю с военнослужащими участниками чеченской, афганской войны. Мы друг друга понимаем, и знаем как страшно и больно терять своих товарищей. У нас находятся общие знакомые, меня принимают за «свою». В госпиталь я ходила в выходные дни и после службы. Потому что понимала, что встреча нужна именно сегодня, если я не пойду сейчас, то раненный человек или повесится или потом может пить алкоголь или колоть наркотики. Есть печальный опыт офицеров-афганцев, у которых развивались зависимости - алкогольная, наркотическая, игровая, сексуальная. В народе назвали «афганский синдром», «чеченский синдром».

На тот момент у меня была профессиональная подготовка, опыт выживания, оптимизм, умение убеждать. Основная ценность - это жизнь, любовь к ближнему. Я чувствовала в себе силы, что я могу помочь другим. Была любовь к человеку и понимание ценности человека - ведь это чей-то сын, отец, жених. Мне было их жалко, я часто слышала, как командиры говорили - «технику береги, а солдат бабы нарожают».

Когда я перешла в пенитенциарную систему, я написала заявку и выиграла грант на бесплатное обучение в питерском институте психотерапии «Гармония». Один раз в месяц я ездила в Ростов на обучение. Там были психологи из воинских частей, из республик Северного Кавказа. И они рассказывали страшные вещи, с чем им приходится работать. Были психологи, которые работали в моргах и проводили процедуру опознания трупов солдат их родителями. И я спросила: «...а с вами кто работает? Кто вам оказывает психологическую помощь и поддержку». Ответ прозвучал: « никто». Поэтому часто были случаи злоупотребления алкоголя, наркотиков, чтобы подавить боль и переживания. Есть такая категория людей, которые нуждаются в психологической помощи это военные психологи и медики.

Вместе с правозащитниками, мы написали грант и включили туда на программу реабилитации сотрудников Уголовно исполнительной системы, принимавших участие в военные действиях. Первая группа у нас была в 2007 году, участников было 15 человек. Впоследствии в группах было больше 20 человек. Появилось много желающих пройти курс реабилитации. В каждой группе были пенитенциарные психологи, которые участвовали в тренингах, получали свой личный опыт, видиели результаты этого метода, для того чтобы применять с клиентами в подразделениях. Реабилитационная программа построена на методе Мэрилин Мюррей «Терапия последствий травм, жестокого обращения и депривации». На тренинги приезжала из Москвы сотрудник Европейской комиссии, слушала рассказы военнослужащих, говорила: «Неужели так бывает? Как вы выжили?» Всего было проведено 4 группы в год.

Через год в 2009 проект продолжится, Европейская комиссия профинансировала этот проект, но география проведения расширилась на 6 регионов России.

У большинства военнослужащих такие травмы (физические, эмоциональные) с которыми они сами не могут справиться, поэтому большая часть мужчин в разводе, жены не могут понять травмирующие чувства и поведение, часто проявляется агрессия, возникают скандалы, конфликты в семьях. Во время прохождения тренинга один офицер ночью вскакивал, кричал, отдавал команды, продолжал «воевать». Ребята, которые жили с ним в номере, просили его переселить из его комнаты, им было страшно. Мужчины, как правило, не говорят о своих чувствах и переживаниях, только тело выдает - челюсти сжимаются, желваки ходят, тремор в руках, лицо краснеет, давление поднимается. Потом начинаются соматические болезни. Человек медленно умирает внутри. Один из наших участников тренинга не мог спать после войны в Чечне: видел призраков, слышал голоса. Для него важно было это проработать, чувства страха, горя, потери. На семинаре он молчал пять дней, только рисовал, рисовал - а потом говорит: «можно я посплю?». Потом я его увидела через месяц в подразделении: "Наталья Михайловна, я сплю! Я ем! Я так поправился!"

Я стараюсь постоянно учиться. Уже пять лет прохожу обучение у Мэрилин Мюррей, это метод: «Терапия последствий травм, жестокого обращения и депривации» направленная на проработку прошлого негативного опыта и чувств. На первом семинаре присутствовало пять коллег тюремных психологов, через два года - еще пятнадцать человек. И потом в каждом семинаре обучались наши психологи. То есть сейчас у нас в южном округе более 30 психологов прошли это обучение, семинары М.Мюррей. Метод Мэрилин ориентирован на восстановление баланса четырех сфер - эмоциональной, духовной, физической, интеллектуальной.

В проведении реабилитационной программы участвуют четыре психолога, каждый специалист следит и заботится о создании условий для развития одной из сфер.

Реабилитолог проводит утреннюю зарядку, следит за витаминным питанием, соблюдением распорядка дня. Другой специалист работает с группой в восстановлении эмоциональной стабильности. Много говорим о духовности, приводим примеры из жизни, говорим о Всевышнем, о соблюдении Вселенских законов.

В тренинге я привожу такой пример, ставлю четыре бутылки с водой, которые символизируют 4 сферы, потом кладу на них сверху планшет. Предположим, что это ножки на стуле, они могут быть все ровные, или одна короче другой, низкие или высокие. Так и личность человека, состоящая из 4 сфер, опирается на платформу, где низкая духовность, или физическая сфера, может быть низкая эмоциональная или интеллектуальная сфера. Если убираю одну бутылку, другую и планшет не устойчив и падает, потом я спрашиваю - какая сфера у вас наиболее слабая? Что вы можете для себя сделать и какую сферу необходимо усилить? В основном, участники отвечают - духовная. Потому что пенитенциарная система так устроена: личные принципы у человека могут быть одни, а действовать приходится согласно своим служебным обязанностям. Происходит внутриличностный конфликт между ценностями человека и служебными обязанностями. При напряженной службе происходит профессиональная деформация. Для себя я выбрала один из способов профилактики профессионального выгорания - постоянное образование, я много времени посвящаю личному и профессиональному росту, обучению новым методам и психотехнологиям.

В процессе терапии на тренингах, часто происходит сдвиг парадигмы, у участников меняются ценности, убеждения, поведение. Сотрудники меняют отношение к себе, членам семьи. Был случай, когда одному из участников звонит начальник и в приказном порядке, грубой форме, говорит о том, что надо выйти на службу срочно, хотя у него был выходной. Сотрудник спокойно отвечает: «хорошо, только с дочкой математику сделаю». Было долгое молчание потом: "Какая дочка, какая математика?" - "У меня есть семья и это для меня главная ценность!" Его ответ разбирали на совещании, руководство злилось, а коллеги зауважали. А эта смелость заявить о своей ценности - это как раз результат наших тренингов.

По плану гранта мы проводили тренинги в Красноярске, Перми, Барнауле с сотрудниками колоний принимавших участие в различных вооруженных конфликтах (Афганистан, Югославия, Чечня). В Вологде проводили обучающий тренинг для пенитенциарных психологов.

Реабилитационный тренинг продолжается пять дней. Мы с участниками выезжаем в красивую курортную зону за городом, отключаем телефоны, погружаемся в свой мир добра, взаимоуважения, понимания. Создается мир тепла и счастья. Много времени уделяем для создания доверительной обстановки, проводим упражнения на сплочение коллектива. Основные темы: работа с травмой, осознание и проживание чувств, которые были в тот момент, учимся выражать эмоции и понимать, какие чувства стоят за этим. Потом становится легко прогнозировать как будет себя вести человек испытывающий эти чувства. Проводим ролевые игры, рисуем, медитируем, проводим упражнения из символдрамы. Закрепляем полученные знания и опыт, используя позитивную терапию по Пезешкиану. Пять суток, когда мы ведем тренинг, мы стараемся создать такую обстановку, чтобы люди были адекватны своим чувствам.

Наши участники будто бы возвращаются в детство, становятся открытыми, добрыми, после тренинга чувствуют как одна семья, такие родные, близкие, друг друга обнимают.

У нас был один из руководителей, генерал, из Москвы - он приехал с установкой: "не верю, что можно измениться за пять дней". Но видя, как эта программа позитивно действует на сотрудников, сказал: «даже мне дает освобождение от некоторых моих неосознанных вещей». Часто бывает, когда один из участников рассказывает о своей истории, чувствах, другие вспоминают подобное и отслеживают, что они чувствуют. Потом делятся со всеми в группе, или при индивидуальной работе с одним из психологов ребцентра, проговаривая и слыша себя, сила влияния негативного чувства на человека значительно уменьшается. Команда психологов, каждый раз вместе с участниками проходит свою личную терапию, поэтому мы после семинара всегда благодарим группу за истории которыми они делятся, мы вместе получаем опыт, растем личностно и профессионально.
Одной из главных идей, которую мы проводим на семинарах - отделять личность человека от его поступков. Это очень важно при работе с осужденными, в семье, в быту, в профилактике и разрешении конфликтов.

Командой психологов проводится серьезная подготовка к тренингу, мы рисуем, делаем презентации, фотографии. Это нам нравится - мы растем, профессионально, эмоционально, творчески, мы видим результат. Хотя это очень утомительно - практически 20 часов в сутки мы находимся в процессе работы. Сначала - подготовка к темам, ведение тренинга, обсуждение полученных результатов за день. Очень большие требования и правила к ведущим тренинга, т.е.самим себе. Мы пунктуальны, всегда выглядим «супер», соблюдаем правила - как себя вести, куда смотреть, что и как говорить и отслеживать, что я чувствую.

Я трачу много денег и времени для самообразования, для собственного роста. В основном, время отпусков я использую для посещения семинаров, тренингов, повышаю собственное образование и квалификацию.

Моя дальнейшая цель профессиональной деятельности? Проработав в пенитенциарной системе больше 10 лет, я поняла, что хочу заниматься социальной работой. Есть огромное желание изучить метод нарративного подхода в психологии. Мне очень понравился этот метод - на простом, доступном любому человеку, языке можно разговаривать с каждым пострадавшим клиентом.

У нас сейчас основной упор, при работе с осужденными и задержанными идет на диагностику. Представьте при этом - один психолог и полторы тысячи осужденных. Как можно оказать консультативную или терапевтическую помощь. В тюрьмах Польши, Австралии, Англии - много психологов, из расчета один психолог на пятьдесят осужденных. И больше времени и внимания уделяется социальной поддержке и сопровождению. У меня есть желание создать постоянно действующий реабилитационный, адаптационный центр для бывших осужденных или людей нуждающихся в социальной и психологической помощи. Я вижу, насколько люди отзывчивы и благодарны, как они меняются, становятся здоровыми, счастливыми, свободными - после наших тренингов, передают друг другу, рассказывают, делятся. Очень важно и нужно, чтобы был стационарный реабилитационный центр, куда люди смогут приезжать со всей страны в любое время. Иначе получается, что мы провели тренинг, сделали для людей доброе дело, научили справляться со сложными ситуациями, а потом уехали. У нас был тренинг в Барнауле, долго группа сопротивлялась, боялась открытости. Было нежелание и непонимание того, зачем нам нужно их «спасать и лечить», все свои боевые психотравмы они лечили употреблением спиртного. К концу ребцентра они жадно слушали и активно участвовали во всех упражнениях. Сейчас многие участники пишут нам письма, звонят, консультируются, хотят приехать к нам в Краснодар, пройти более длительную терапию по методу М. Мюррей.

Посмотрев, в Австралии как построена социальная работа, очень хочется, чтобы у нас была такая же. У нас в стране есть отдельные пунктики, но нет единой системы. Хотя в июне должен выйти закон о создании таких реабилитационных центров, что они будут строиться и финансироваться на уровне регионов. Не знаю пока, что и как будет. Но наше правительство это понимает, и много говорят об этом, надеюсь это скоро будет. С теми людьми, которые выходят из тюрьмы, обязательно надо работать. Потому что, они не знают, как жить дальше, им надо помочь адаптироваться к «воле», социуму, принятию самостоятельных решений.

Семинары и опыт Мэрилин важны для меня потому, что она работала в тюрьме восемь лет и очень хорошо понимает психологию осужденных. Действует простое правило - агрессия порождает агрессию, всегда есть причина, по которой человек так действует. Человек плохим не рожден, в процессе жизни и жестокого обращения с ним, появляется злость, ненависть, агрессия, и эти чувства проявляются в поведении - он становится жестоким, грубым, циничным.

Что я делаю, что избежать профессионального выгорания?

Восстанавливаюсь - хожу на супервизию, общаюсь с коллегами психологами, посещаю спортклуб, занятия йогой. Люблю путешествия, природу, общаюсь с детками, со своей кошечкой. Очень меня поддерживают семинары для сотрудников - обмениваемся мнениями, друг друга консультируем.

Основной мотив работы - то, что я вижу результат. Мне радостно, когда человек говорит - я сам сделал и достиг чего-то! Психолог подводит к результату так незаметно, что человек верит - я сам смог сделать это! Участники тренингов пишут анкеты в конце работы и там есть слова благодарности. Я вижу результаты которые получают простые сотрудники - но получаю при этом столько нападок от руководства.

Работа в ребгруппах, позволяет мне оттачивать мастерство. Я в профессии выражаюсь творчески. У нас идет много тренингов и семинаров, я участвую и каждый раз открываю что-то новое. Вот сейчас у меня идет работа с «корнями» моего рода, вопрос что влияет на мое формирование?

Общаюсь с верующими людьми, очень хороший момент. Библия у меня настольная книга, свод законов, по которым я стараюсь жить. Очень хочу поехать в Иерусалим, походить по ТОЙ земле, прикоснуться к ТЕМ камням. Мне нужно только подобрать компанию, в группе я не хочу. Хочу сама ходить, смотреть, ничем себя не ограничивать. "Быть в свободе" - это важно.

Люди в тюремной системе быстро «обмораживаются». А я не могу - все воспринимаю болезненно, какая-то есть внутренняя сущность, гражданская, христианская позиция. Духовное начало. Что не дает "обморозиться"? Мэрилин учит внутренней свободе. Или, как писал Виктор Франкл, - даже оставаясь в тюрьме, можно быть свободной. И поддержка этой внутренней свободы не дает «обморозиться». Очень хорошее определение Мэрилин дает, что такое счастье и что такое радость: счастье чем-то обусловлено. А радость - это твое состояние, в котором ты можешь находиться, сам в себе его поддерживать.

Кто из близких меня поддерживает? С мужем у меня хорошие отношения, хоть мы и развелись. Он много мне помогает, советы дает. Мой муж тоже прошел семинар Мэрилин, говорит «..что это ты такая счастливая ходишь?» После обучения для него, тоже многое открылось , и многое понял.

Все мои родственники знают, что я служу: уважают, гордятся мною. В нашем роду - два племянника, тоже военные, когда новые звания получают, первой мне звонят и я их поздравляю. Семья у нас большая - мы много лет не разделялись, жили все на одной улице. Бабушка всегда так учила - надо родниться, надо жить вместе, вы родственники, вы должны быть вместе.

В этом году на праздник 9 мая мы собрались в станице, приехали родственники мамы и ее братьев, всего встретились 41 человек. Мы поздравляли маминого брата с Днем Победы. Каждый вставал, представлялся: я такой-то, вот мои дети, внуки. Такая радость была у старика и у всех нас.

Мое желание поехать в Иерусалим еще вот почему: прадед мой сильно заболел и молился и просил : «Господь, вылечи, подними меня, а я приду и поклонюсь твоему гробу.» И выздоровел. Потом пешком пошел в Новороссийск, поплыл в Турцию, и оттуда в Иерусалим. Совершал паломничество. Потом у него в 35лет умерла жена, остались две дочки - мои бабушки, дед не женился, сам их воспитывал. Сестры не расставались, это так у нас и повелось - всегда все вместе, все очень дружно жили, как родовые кланы на Кавказе. Когда свадьба - все собираются, кто что может тот и приносит, еду, деньги. Когда мы были детьми, то собирались ватагой - ходили друг к другу в гости с ночевкой. Меня очень любят мои дяди и тети, также как и мои родители. Моя бабушка и мама всегда молились за каждого ребенка нашего рода. Меня мой род изначально наделил любовью, верой, стойкостью к выживанию. Оттуда я тоже черпаю силы.