ГлавнаяРеабилитацияОбыденный шок и варианты свидетельствования о насилии

Обыденный шок и варианты свидетельствования о насилии

17 августа 2007, 09:26

Д.А.Кутузова, к.пс.н.
 
При подготовке текста использовались материалы Кэйтэ Вайнгартен (с разрешения и при поддержке автора)
 
Когда мы наблюдаем ситуацию насилия, это является для нас обыденным шоком. Обыденным – потому, что это имеет место постоянно, везде, в любом сообществе. Шоком – потому, что, какой бы ни была наша реакция, эта ситуация потрясает нас, воздействует на разум, тело и дух. Эта реакция парадоксальна: чем больше насилия и поругания мы видим, тем меньше мы откликаемся на это. В дополнение к страданию, которому профессионалы свидетельствуют в собственной повседневной жизни, им приходится также свидетельствовать страданию других людей в силу своих профессиональных обязанностей.
Представители помогающих профессий могут быть также особенно чувствительны к нуждам и потребностям других людей. Часто они идут на эту работу, потому что чувствуют призвание помогать людям и заботиться о них. И эта же самая восприимчивость, которая, несомненно, является их сильной стороной, также способствует их уязвимости для особого профессионального стресса, последствия которого накапливаются.
Профессионалы, страдающие от обыденного шока, создают ситуации, вызывающие обыденный шок у тех, с кем они работают (негативный эффект расходящихся кругов). А так как профессионалы занимают позицию авторитета, клиенты особенно уязвимы по отношению к их влиянию. Поэтому обучение профессионалов преодолению последствий обыденного шока и поддержка профессионалов имеют первостепенную важность.
 
Виды насилия и правомерность обыденного шока
 
Обыденный шок возникает при свидетельствовании насилию и поруганию. Проще всего нам оказывается опознать насилие над личностью – когда один человек или группа причиняют вред и боль другому. Последствия этого - физические, психологические, духовные или материальные – для нас очевидны. Другой вид насилия – так называемое «структурное насилие» - имеет место, когда сама социальная система эксплуатирует некоторых людей для выгоды других. Этот вид насилия причиняет те же виды вреда, но не отдельным индивидуумам, а целым группам. Структурное насилие создает социальную несправедливость.
Поругание, унижение (violation) может быть более «тонким» и менее заметным, чем насилие. Многие люди, испытавшие поругание, чувствуют себя в замешательстве, потому что не могут понять, что же такое произошло, отчего они чувствуют себя так ужасно. Мы все сталкивались с ситуацией, когда мы расстроены, не знаем, что делать, и обеспокоены ситуацией в течение долгого времени после того. Многим из нас трудно признать оправданность и законность нашего страдания, когда мы свидетельствуем насилию: "Ты-то что расстраиваешься? Не тебя же бьют", - ведь мы понимаем, что жертвы страдают больше. Очень важно различать "масштаб страдания", но нельзя использовать это различение для того, чтобы утверждать, что страдание меньшего масштаба вообще ничего не значит. Критические суждения о том, что мы якобы "не вправе" чувствовать то, что мы чувствуем, когда видим насилие или слышим о нем, притупляют нашу восприимчивость к обыденному шоку.
Непреднамеренное свидетельствование насилию и поруганию приносит вред, но оно может быть преобразовано в намеренное, сочувствующее свидетельствование, которое дает нам возможность откликнуться и облегчить свое и чужое страдание. Отгородиться полностью от насилия и поругания невозможно. Когда мы видим или слышим о насилии случайно, пассивно, мы осознаем, что нечто произошло, но мы не приписываем этому значимости. В целом, мы не отслеживаем, что в этой ситуации кто-то причинил кому-то боль. Подобное свидетельствование, хотя может не иметь непосредственных негативных последствий для человека, оказывает серьезное негативное влияние на качество жизни в наших сообществах.
Многие из нас привыкают и перестают реагировать на стимулы, вызывающие обыденный шок. Тому много причин: 1) вокруг слишком много историй о насилии, и мы защищаемся, не позволяя многим из них проникать в наше сознание; 2) с годами у нас вырабатывается привычка "отгораживаться" от того, что не в фокусе внимания; 3) многие из нас с детства выучились подавлять эмоциональные и поведенческие проявления обыденного шока, потому что родители или сверстники высмеивали нас за них.
 
Проявления обыденного шока
 
Когда мы осознаем, что свидетельствуем насилию, но не знаем, что делать в такой ситуации, часть нашего внимания застревает в том моменте, когда это произошло, и мы не можем полностью присутствовать в настоящем. Эффект обыденного шока накапливается и оказывает неблагоприятное воздействие на нашу жизнь.
Наиболее распространенными психологическими реакциями на насилие, которое мы видим или о котором так или иначе узнаем, являются онемение и гнев. Другие распространенные психологические реакции обыденного шока включают печаль, чувство беспомощности и стыд. Справиться со стыдом труднее всего, отчасти потому, что не существует очевидных способов выразить стыд. Когда нам грустно, мы можем заплакать, когда сердимся - закричать, и нам станет легче. Чтобы ослабить переживание стыда, таких способов нет. Мы можем только постараться сделать все возможное, чтобы исправить тот вред, который мы причинили, или простить себя.
 
Три стадии видоизменения чувств, возникающих при свидетельствовании ситуациям насилия:
·              На первой стадии чудовищные ситуации вызывают у молодых специалистов ужас и отвращение, а также своего рода радостное возбуждение, смешанное с виной: они увидят что-то такое, чего другие не увидят никогда – кошмарные крайности жизни;
·              На второй стадии возникает своего рода скука и онемение – все ситуации унижения достоинства, пыток, убийства одинаковы, видел одну – значит, видел все. Очень многие профессионалы застревают на этой стадии, их одолевает горечь и мизантропия, они, фактически, не могут адекватно выполнять свою работу, жалуются на начальство, которое не дает им достаточного признания, и цинично отзываются о людях, которым призваны помогать.
·              На третьей стадии всё становится печальнее и мудрее, хуже и в каком-то странном смысле лучше. Эта третья стадия является, как это ни парадоксально, самой безопасной для душевного здоровья профессионала, его близких, людей, с которыми он взаимодействует по работе, и более широкого сообщества. Многие способы совладания со стрессом, которые применяют профессионалы, не достигшие этой стадии, сами по себе являются разрушительными (злоупотребление психоактивными веществами, включая не только алкоголь, но и медицинские препараты). Многие из них не обращаются за помощью, когда испытывают депрессию, а это увеличивает риск самоубийства.
 
Травмирующие события могут попадать в память, не проходя через осознание, и в результате в дальнейшем какие-то события могут вызывать эти воспоминания к жизни - совершенно неожиданно для нас. Еще серьезнее последствия в случае, когда человеку было сказано или так или иначе дано понять, что о случившемся нельзя говорить. Все психологические последствия обыденного шока легче пережить, если есть с кем поговорить об этом. Те, кто этого не делают, на длинной дистанции справляются хуже. Акцент западной культуры на самостоятельность и индивидуализм не помогает, а, скорее, мешает справляться с обыденным шоком. От обыденного шока люди замыкаются в себе и ждут, пока окружающие заметят, что с ними что-то не так, и поймут сами, как именно нужно помочь. Но этого не происходит, и в результате те, кто пострадал от обыденного шока, начинают вести себя так, что получение помощи от других людей становится еще менее вероятным.
 
Межличностные последствия обыденного шока
 
Можно выделить 4 основных типа межличностных последствий обыденного шока: замалчивание, крушение убеждений, замкнутость и несоответствие ожиданиям близких людей (взаимонепонимание). Насилие и замалчивание всегда идут рука об руку. Когда мы свидетельствуем насилию или поруганию, теряет опору наша вера в то, что мир благожелателен и осмыслен, а сам человек обладает ценностью.
Мы в очень большой степени доверяем представителям определенных профессий, которым вверено выполнение основных общественных функций. Мы вверяем учителям задачу воспитания подрастающего поколения, врачам - задачу диагностики и лечения болезней, священникам - заботу о нашей душе, милиции - обеспечение нашей безопасности, журналистам - информирование о происходящем в мире. Мы ожидаем, что эти задачи будут выполнены честно, достойно и компетентно. Когда мы считаем, что профессионал не справился со своей задачей, мы чувствуем, что нас предали. Мы не можем игнорировать то, каким образом представители этих профессий откликаются на насилие, которому они свидетельствуют, - из-за той ответственности, которую мы на них возложили. Их поведение влияет на сообщество, как круги, расходящиеся по воде.
Специфика определенных профессиональных отношений делает тех, кто в них включен, более подверженными обыденному шоку. Это связано с позицией авторитета и власти, которую занимает в этих отношениях профессионал. Мы верим в то, что профессионал любит свою работу и хорошо ее делает, поэтому нам имеет смысл его уважать, слушаться и сотрудничать с ним. Тем самым мы являемся потенциально уязвимыми для злоупотреблений властью со стороны профессионала. Когда мы оказываемся жертвами официальных лиц, которым мы доверяем, нам часто хочется услышать: "нам так жаль, что это случилось с вами. Расскажите мне, каково это было для каждого из вас, чтобы я мог научиться на совершенных ошибках. Мы хотим быть уверенными, что такое не случится больше ни с кем".
 
Свидетельствование насилию: четыре основные позиции
 
Мы привыкли рассматривать насилие как драму с двумя ролями: обидчика и жертвы. На самом деле, в большинстве случаев есть еще и третья роль - роль наблюдателя, которого Кэйтэ Вайнгартен предпочитает называть свидетелем. Реакция свидетеля может помогать пострадавшему, вредить ему или быть "никакой".
         Именно свидетели обладают возможностью преобразовывать повседневное насилие.
         Свидетелем может быть как отдельный человек, так и группа.
         Любое знание о происшедшем насилии автоматически делает нас свидетелями.
         Иногда мы свидетельствуем насилию в тот момент, когда оно происходит, иногда - значительно позже, когда мы слышим или читаем о случившемся.
         Свидетель, фактически, переживает то же, что и жертва.
         Свидетели часто не проявляют должной заботы о себе.
         Если человек является единственным свидетелем происходящего и ему не с кем поделиться своими переживаниями, это усугубляет дистресс.
 
  Осознает происходящее Не осознает происходящее
Может повлиять Сострадательное свидетельствование Возможно соучастие в насилии
На может повлиять

Беспомощность

Выгорание

Бесполезность
 
 
Профессионал, осознающий, что происходит, и способный на это повлиять, скорее всего, будет работать компетентно и эффективно. По контрасту, профессионал, не понимающий, что происходит, но, тем не менее, действующий, как если бы ему было все понятно, часто заблуждается и в лучшем случае оказывается неэффективным, а в худшем – наносит вред тому, с кем работает. Профессионал, не понимающий, что происходит, и в силу этого не предпринимающий никаких действий, бросил своего клиента на произвол судьбы. Это также может являться формой причинения вреда. Хуже всего чувствует себя профессионал, который понимает, что происходит, но чувствует себя не в силах повлиять на ситуацию, - он испытывает сильный стресс и беспомощность и тем самым становится бесполезным для клиента.
 
Что способствует сострадательному свидетельствованию?
 
В основе сочувствующего, сострадательного свидетельствования насилию и унижениям лежит набор способностей, каждая из которых может быть развита: сознавание, оценка и обеспечение безопасности, эмпатия, айдос и сочувствие. Краеугольным камнем и необходимым условием для развития остальных способностей является сознавание.
Мы постоянно сознаем что-то, фокус нашего сознавания постоянно смещается с одного объекта на другой. Состояния повышенного или недостаточного сознавания являются неоптимальными, они сопровождаются ощущениями онемения, скуки и тревоги. Правильное сознавание обеспечивает покой и ясность даже в стрессовых ситуациях. Сознавание – не врожденный дар, а тренируемое свойство. Его можно развить при помощи практики внимательности. Сознавание дает нам возможность оставаться присутствующими в ситуации и принимать решение о том, что бы мы хотели сделать. Сознавание препятствует развитию стрессовых реакций во время свидетельствования насилию и после этого, дает возможность оценить, находимся ли мы в достаточной безопасности для того, чтобы действовать, вмешиваться.
Иногда активное сочувствующее свидетельствование входит в конфликт с обеспечением и сохранением собственной безопасности, и в каждом подобном случае человеку приходится совершать моральный выбор: чье благополучие поставить во главу угла – свое собственное или другого человека. Даже если прямое вмешательство небезопасно, всегда есть возможность сделать что-то, чтобы свидетельствовать насилию, не быть равнодушными.
Эмпатия – это переживание того, что чувствует или мог бы чувствовать другой человек, если бы осознавал ситуацию, в которой находится. Симпатия– это сожаление о том, что человек попал в беду, обеспокоенность, скорбь. Когда люди совершают выбор в пользу свидетельствования насилию, которое переживают другие, они часто делают это в силу эмпатии, а не для того, чтобы ослабить свой личный эмоциональный дискомфорт. От свидетельствования он может усиливаться.
Айдос - в греческом пантеоне богиня почтения и праведного стыда, внутренней целостности и чести. Айдос может обеспечивать нам контакт с глубиной страдания другого человека и побуждать нас протестовать, защищать заботиться и стремиться исцелить. Айдос преображает стыд в защиту того, что для нас ценно.
Сострадание – это не столько страдание из-за страдания другого, сколько страдание вместе с другим и стремление преобразовать ситуацию, это страдание вызывающую. Сострадание требует отзывчивости, стойкости и мужества, чтобы чужое страдание не разбило нас. Нам необходимо знать пределы наших сил.
Все вышеперечисленные практики взаимодействия не преумножают насилие, а преобразуют его; в основе каждой из них лежит приверженность непротивлению злу насилием. Непротивление не является ни подчинением агрессору, ни пассивным сопротивлением. Это отказ участвовать в какой бы то ни было причиняющей ущерб деятельности на личном или системном уровне, и добровольно взятое на себя обязательство обходиться с людьми справедливо, честно и уважительно.