Фрагмент обзора “Работа с сообществами: нарративный подход”, составленного Дарьей Кутузовой и опубликованного в “Московском психотерапевтическом журнале”, №4, 2007

В обществе распространены представления о том, что психоэмоциональное страдание есть естественное следствие травматического опыта, и что страдание подобно веществу, находящемуся под давлением, как в паровом двигателе. Из этой метафоры следует идея о том, что для исцеления надо так или иначе «выпустить пары», «дать излиться чувствам» и пр. Этот подход побуждает людей к тому, чтобы в памяти возвращаться к травматическому эпизоду и заново переживать его. Потенциальная опасность такого подхода очевидна. Очень высока вероятность, что подобное «исцеление» будет вести к ретравматизации, переживанию беспомощности. Отказ подчиняться этим требованиям ведет к тому, что на людей вешают патологизирующие ярлыки «не готовых взглянуть в лицо реальности». Считается, что подобный «уход от реальности» мешает исцелению идти «естественным» путем и ведет к нарушениям личностного развития, порой – необратимым.

Когда в результате терапевтических бесед человек приходит к выводу, что он «сломался», он чувствует уязвимость и необходимость защищаться от жесткого и агрессивного внешнего мира. Подобная позиция закрывает людям возможность предпринимать самим какие-то шаги, чтобы справиться со сложившейся проблемной ситуацией. С точки зрения Майкла Уайта, терапевтическая беседа должна быть такой, чтобы в итоге человек чувствовал, что его жизнь признается ценной – такая, как она есть, и что человек способен что-то сделать, чтобы решить свои проблемы. При этом человек будет лучше осознавать связь своей жизни с жизнями других людей в «точках» важных тем и ценностей, а также лучше осознавать имеющиеся у него жизненные знания и умения.

Альтернативные пути восприятия и понимания страдания
Страдание может рассматриваться как свидетельство того, насколько значимо в жизни человека было то, что оказалось поврежденным или поруганным в результате травмы.
Это могут быть, например, 1) значимые цели в жизни, 2) важные ценности, связанные с принятием, честностью и справедливостью; 3) драгоценные мечты, надежды и упования; 4) моральные представления о том, как должен быть устроен мир; 5) добровольно взятые на себя обязательства, обещания, жизненные принципы.
Если воспринимать страдание как свидетельство значимости чего-либо в жизни человека, тогда интенсивность страдания может быть истолкована как мера значимости. Во время терапевтических бесед можно оживить эти значимые интенциональные состояния и дать им насыщенное описание.
Длящееся эмоциональное страдание может быть воспринято как дань способности поддерживать связь с теми значимыми ценностями, которые подверглись угрозе в силу травматического опыта, как знак того, что человек не намерен отказываться от того, что для него дорого. Интенсивность страдания тогда расценивается как мера того, насколько значимо для человека то, от чего он не желает отказываться. В процессе терапевтической беседы мы помогаем признать то, что для человека значимо, а также те знания и умения, которые помогают ему поддерживать связь с этими ценностями. Это позволяет людям понять, кто они такие и в чем смысл их жизни.
Когда чуть больше становится известно о том, свидетельством чего и данью чему является страдание, можно расспросить о том, как именно эти ценности, смыслы и принципы повлияли на то, каким образом человек справлялся с проблемой . Даже маленькие дети активно делают что-то, чтобы уменьшить влияние травмы или неблагоприятных обстоятельств на их жизнь.

Страдание как «перемещение», как то, что «продвигает» и «сподвигает» на что-то.
Все выражения жизни суть единицы переживания и смысла, они составляют жизнь и придают ей облик. Можно также сказать, что эти выражения жизни «перемещают» человека из одной точки в другую, и люди меняются, становятся иными по сравнению с тем, какими они были прежде.
Когда мы рассматриваем страдание в таком ключе, у нас появляется возможность расспросить человека о том, куда его ведут те или иные попытки преодоления проблемной ситуации. То, что обычно рассматривается только как «напрасные старания», оказывается не «вырванным из времени», а включенным в более широкие и значимые темы и потому влечет за собой длительный эффект.

Страдание как напоминание себе и другим, как «завет».
Можно понимать страдание еще и так: те, кто подвергся насилию и несправедливому обращению, а впоследствии столкнулся с равнодушием других людей, берут на себя определенные обязательства. Это обязательства не давать людям забыть о насилии и несправедливости, чтобы то, что довелось пережить пострадавшим, было не зря, чтобы в результате что-то изменилось. «Хиросима не должна повториться». Люди, испытывающие длительное страдание, становятся своего рода часовыми, стоящими на страже признания пережитого и активного противодействия повторению травмирующей ситуации в будущем. Такое понимание способствует созданию психотерапевтического контекста, в котором признается и поддерживается «завет», передаваемый «носителем страдания», а также возникают условия для сострадательного свидетельствования со стороны других людей.
В жалобах бывает слышна глубокая неудовлетворенность равнодушием и безразличием со стороны внешнего мира – не только по отношению к самому рассказчику, но и по отношению к страданиям других людей вообще. Тогда появляется возможность спросить, почему перед лицом равнодушия и безразличия этот человек все же не смирился со своей жизненной ситуацией.

Подобные беседы создают опору, безопасную территорию памяти, с которой можно рассматривать травматический опыт. Поначалу это маленькие островки, потом - архипелаги, потом - целые континенты. Именно наличие подобных территорий позволяет людям встроить травматический опыт в их жизненные истории как эпизоды, имеющие начало и конец.

Материал для публикации любезно предоставлен издательством Dulwich Centre Publications